На подступах к метаверсу
Мы на всех парах несемся в новую эру. Старые скрепы и устои трещат по швам. Все последние события и тренды серьезно раздвигает рамку понимания физического и цифрового миров.
Скажем, граффити — это артефакт материального мира. Если его закрасить, оно исчезает из пространства города. Так было раньше, но не теперь, когда изображения и смыслы подобны вирусам и начинают свое цифровое путешествие только с момента физического уничтожения. При этом, как ни странно, в физическом пространстве они тоже остаются — как напоминание о самом факте того, что были здесь. Они остаются на цифровых картах всех когда-либо созданных в современных городах произведений стрит-арта. Они как бы прорастают в сознание, оставляя вечный информационный след на улицах мегаполисов.
Таким образом, они живут сразу в двух измерениях — физического и виртуального мира. Но главное, что они живут в нашем сознании. Примерно так же происходит и в остальном: родина — она теперь где? С одной стороны, оставленные многими релокантами родные улицы и города — они издалека кажутся уже чем-то навсегда потерянным. Там, позади, только пепелище прежних ценностей и надежд. С другой стороны, новая среда, при всей ее комфотности, никогда не станет полностью твоей. Жизненный уклад, быт, обычаи, культура — все это можно понять, принять, даже полюбить, но стать органичной частью этого не получится никогда.
Эту дилемму переживали многие изгнанники и раньше. Путь из князя в парижские таксисты транзитом через Стамбул — реальность, давно и прочно отрефлексированная. Но сейчас все может быть иначе. Дело в том, что мы наблюдаем рождение еще одного измерения — метаверса, в котором, независимо от готовности VR-гарнитур, многие уже оказались. Глобальное русскоязычное находится везде и нигде одновременно.
Да, у него есть, как говорят семиотики, денотат в реальном мире: конкретные площадки, коворкинги, клубы, даже целые локации, как Ереван или Каш. Но это именно локации, локусы — сам глобальный город находится в метаверсе.
Как и в любом мегаполисе, число личных контактов ограничено здесь 150–200, то есть числом Данбара. Как и в реальном мире, у нас есть третьи места, которые нам полюбились, есть офисы, где мы работаем, и квартиры или дома, в которых спим. Есть транспорт, развлечения, погода, влияющая на настроение, школы, детские сады, спортивная инфраструктура… Есть встречи и события. Но есть и что-то другое.
Глобальная городская цифровая среда связана с физическим пространством опосредовано. Скажем, те же события происходят как вживую, так и в цифре, и иногда еще — и в гибридном формате. Окружающий быт и уклад весьма эфемерен — мы отыскиваем здесь “своё”, а если своего критически не хватает — можем оказаться в другом городе, в другой стране. Препятствия, связанные с миграционными или финансовыми барьерами, преодолеваются при помощи локальных комьюнити с развитыми горизонтальными связями, инструментами кооперации и технологий web3.0.
Даже привычные контакты из рабочей и личной сферы остаются в поле нашего внимания. Люди цифровой эпохи (и я говорю не только о диджитал-нейтивах, но и о иммигрантах в цифру) давно научились контролировать рабочие процессы на удалёнке. Но это касается не только профессиональной деятельности. Раньше мы скорее утрачивали социальные связи, живя в одном городе, нежели в этом спонтанном метаверсе, где, напротив, все стараются держаться прежнего круга, гармонично дополняя его новыми людьми.
И это никак не отменяет обстоятельства, что человеку важно найти место, где пустить корни. Стиль номадства подходит далеко не всем, да и не в каждом возрасте он оправдан. Однако потребность ездить по миру, изучать его, тем самым расширяя свою личность, — это отличительный тренд нашего времени. И это естественная потребность человека 21 века– делать картину мира стереоскопической, где опыт физического пространства умножен на глобальный доступ цифрового мира.
Грядущая революция в технологиях доставки реальности с приставкой мета — вопрос нескольких лет — не изменят существующий вектор трансформации, а лишь ускоряет его.
Современный человек — он тоже как бы везде и нигде одновременно. Понятно, что ПОКА такой стиль жизни в глобальном смысле — скорее исключение, чем норма. Но, возможно, русские релоканты несколько опережают время, прочерчивая новую борозду. Удивительным образом Россия (как и Иран) оказалась в ситуации экзистенциальной биполярочки: внутри страны, в ее территориальных границах, — поднимается все самое архаичное и отходящее. А за ее пределами — цифровая нация идет в сторону расширения, отменяя границы привычной реальности, выходя за пределы того, что долгие время оставалось единственным сценарием жизни, и с энтузиазмом открывая для себя метаверс.
Всё сказанное, на мой взгляд, ведет к достаточно простому выводу: те самые привычные каждому с детства улицы и набережные, леса и озера — все это продолжает жить с нами, внутри нас, независимо от внешних обстоятельств. И все это когда-то станет доступным снова — как один из вариантов, не более. Просто потому, что логика исторического процесса не подразумевает наличие отгороженных от всего мира, агрессивных тоталитарных империй.
Диктатура силовиков и воров обязательно падет. Какой ценой это случится — другой вопрос. Но и факт утраты родины в прежнем виде отрицать нельзя. Все нынешние институты — от образования и церкви до судов и полиции — пришли к полному моральному краху. Страна, которая до сих пор сохраняет свое материальное присутствие, де-факто уже не существует.
